Пятнадцатилетний капитан - Страница 80

Меня крокодил только задел чешуей и сразу содрал кожу с ноги. Но одного подростка-невольника рядом со мной он вырвал из колодки, переломив ее пополам. Как закричал несчастный мальчик! Сколько ужаса и боли было в его вопле! Я все еще слышу его…

7 и 8 мая. Подсчитали потери минувшей ночи. Не хватает двадцати человек. На рассвете я стал искать глазами Тома и его товарищей. Какое счастье — они живы! Впрочем, счастье ли это? Не лучше ли было бы в один миг избавиться от всех страданий?

Том идет в первых рядах каравана. У поворота дороги на какую-нибудь секунду колодка накренилась, и это позволило Тому оглянуться назад. Наши взгляды встретились.

Напрасно ищу глазами старую Нан, не погибла ли она прошлой ночью?…

Наконец, затопленная равнина осталась позади. Двадцать четыре часа мы шагали по воде. Теперь лагерь разбит на холме. Солнце обсушило нас. Мы поели немного. Но какой жалкий завтрак после такого перехода! Несколько зерен маиса, пригоршня муки из маниоки — вот и все. Вода мутная, грязная, а приходится ее пить. Сколько из этих распростертых на земле невольников не найдут в себе сил подняться?

Не может быть, чтобы миссис Уэлдон и Джека заставили так мучиться! Нет, господь над нею смилостивился, их наверняка повели в Казонде другой дорогой. Несчастная мать не вынесла бы таких страданий!

В караване несколько человек заболело оспой — туземцы называют ее „ндуэ“. Больные не могут идти дальше. Что с ними сделают? Неужели бросят здесь?

9 мая. На заре тронулись в путь. Отставших нет. Хавильдары сумели бичами поднять на ноги изможденных и больных. Невольники — это товар. Это деньги. Покамест в них теплится хоть искорка жизни, хавильдары заставят их идти.

Меня окружают живые скелеты. У них не хватает сил даже на то, чтобы громко стонать.

Наконец я увидел старую Нан. Больно глядеть на нее! Ребенок, которого она несла на руках, исчез. Нет и ее соседки. Нан теперь одна. Без колодки ей легче идти. Но цепь по-прежнему опоясывает ее бедра. Свободный конец она перекинула через плечо.

Мне удалось незаметно приблизиться к ней. Что это? Она не узнает меня? Неужели я так изменился?

— Нан, — позвал я ее.

Бедная старуха долго вглядывалась в меня и, наконец, сказала:

— Это вы, Дик? Я… я… скоро умру…

— Нет, нет! Мужайтесь, Нан! — ответил я и потупил глаза. Она так ослабела и так была измучена, что мне страшно стало смотреть на этот бескровный призрак.

— Да, я умру, скоро умру… — повторила Нан. — Не увижу больше моей дорогой хозяйки… моего маленького Джека!.. Господи! Господи, сжалься надо мной!

Я хотел поддержать старую Нан, она вся дрожала в своих лохмотьях. Я бы рад был, если бы меня приковали к ней, чтобы уменьшить тяжесть цепи, которую Нан несла одна после смерти своей спутницы.

Но сильная рука оттолкнула меня в сторону, а несчастную Нан удар бича загнал обратно в толпу невольников. Я хотел броситься на обидчика, но вдруг рядом со мной очутился Ибн-Хамис. Не промолвив ни слова, араб схватил меня за руку и не отпускал, пока весь караван не прошел мимо. Когда я очутился на прежнем своем месте, в хвосте колонны, он сказал:

— Негоро!

Негоро? Значит, это по приказу Негоро со мной обращаются иначе, чем с моими товарищами по несчастью?

Какую же участь уготовил мне португалец?

10 мая. Прошли сегодня мимо двух горящих деревень. Хижины пылают. На деревьях, пощаженных пожаром, висят трупы. Жители бежали. Поля опустошены. Деревни подверглись набегу. Убили двести человек, но работорговцы получат десяток невольников…

Спускается вечер. Караван остановился. Лагерь разбит под большими деревьями. Опушка леса, словно кустарником, окаймлена высокой травой.

Вчера ночью, сломав колодки, бежало несколько пленников. Их поймали и наказали с беспримерной жестокостью. Сегодня хавильдары и солдаты караулят особенно строго.

Наступила ночь. Кругом рычат львы и воют гиены. Вдали слышна шумная возня гиппопотамов. Вероятно, там озеро или река. Несмотря на усталость, я не могу заснуть. Мысли не дают покоя. Мне чудится движение в высокой траве. Наверное, какой-нибудь хищный зверь. Осмелится ли он ворваться в лагерь?

Настораживаю слух. Ничего. Нет, какое-то животное пробирается сквозь камыши! Я безоружен, но я буду защищаться! Я закричу, позову на помощь. Моя жизнь нужна миссис Уэлдон, моим товарищам!

Вглядываюсь в темноту. Луны сегодня нет. Ночь беспросветно черна. Вот среди папирусов сверкнуло два огонька — это глаза леопарда или гиены. Они исчезли. Появились снова…

Трава шуршит. Зверь бросается на меня! Я хочу крикнуть, поднять тревогу.

К счастью, я удержался от крика.

Не верю глазам своим! Это Динго! Динго рядом со, мной?! Славный Динго! Как он нашел меня? Какой изумительный инстинкт! Нет, одним инстинктом не объяснить этой чудесной преданности… Динго лижет мне руки. О славный пес, единственный мой друг! Значит, они не убили тебя!

Я ласкаю Динго. Он готов залаять, но я успокаиваю его. Никто не должен знать, что он здесь. Пусть идет следом за караваном. Кто знает, может быть… Но почему это Динго так упорно трется шеей о мои руки? Он как будто говорит мне: „Ищи! Ищи же!“ Я ищу и ощупью нахожу что-то на ошейнике… Это тоненькая камышинка, воткнутая в пряжку ошейника, на котором вырезаны загадочные буквы „С“ и „В“.

Осторожно высвобождаю камышинку. Ломаю ее! Там записка!

Но я не могу прочесть ее в такой темноте. Нужно дождаться дня… Я хотел бы удержать при себе Динго, но славный пес как будто рвется прочь. Он понимает, что поручение, данное ему, выполнено…